Легендарный дизайнер отмечает сегодня день рождения. Вспоминаем его давнее интервью для ELLE.

Йоджи нездоров. Сегодня он не сможет с вами встретиться. Ну, может быть, завтра…» Натали Урс, бессменный пресс-секретарь Йоджи Ямамото, смущенно улыбается. Здесь все всегда улыбаются. Но это не Голливуд, бессмысленно сияющий своей фарфорокерамикой. У людей Йоджи Ямамото другая улыбка. Какая-то усталая, смутная, грустная, медленно расцветающая на глазах, как подснежники в марте. И сами они все хрупкие и нежные: и женщины, и мужчины, одетые в какие-то черные хламиды, джинсовые балахоны, белоснежные рубахи навыпуск и сандалии на босу ногу. Они похожи на группу бывших кришнаитов или массовку из балетов Пины Бауш. Кстати, сама великая танцовщица из Вупперталя тоже частая гостья в студии Йоджи Ямамото на улице St. Martin, его преданная поклонница. Если хотите представить себе женщину Yamamoto, то Пина Бауш — идеальная модель. Интеллектуалка с бескровным усталым лицом и молодым гибким телом. Женщины Yamamoto — это птицы из одной стаи, разбросанные по всему миру. Чеховские сестры, мгновенно узнаваемые в любой толпе. Они могли бы показаться немного претенциозными, если бы не были так естественны в каждом своем движении, в каждом жесте. Чересчур строгими и печальными (этот неизбежный черный цвет!), если бы не умели так виновато и растерянно улыбаться…

Фото

Getty Images

Итак, Йоджи нездоров. А поэтому интервью не будет. По крайней мере, сегодня. А пока читайте пресс-буки, смотрите кассеты последних показов, фильмы Вима Вендерса и Такеши Китано, для которых он сделал костюмы, изучайте альбомы. О Ямамото существует целая литература, поток которой не иссякает до сих пор. Он — живой классик, один из последних титанов haute couture, хотя чистым кутюром не занимался, предпочитая сохранять уникальную позицию где-то на полпути между высокой модой и pret-a-porter. Философ моды, поэт, рок-музыкант, дзюдоист, обладатель черного пояса. Никогда не был женат, хотя имеет взрослых детей от женщин, с которыми был близок в разные годы. Полгода проводит в Париже, полгода — в Японии. Всю жизнь живет с матерью. Ей уже много лет.

На что обращаешь внимание сразу, когда пролистываешь ворохи рецензий на коллекции Yamamoto, это задыхающийся восторженный тон практически у всех — от знаменитой Сюзи Менкес из Herald Tribune до внештатных обозревательниц моды каких-нибудь второстепенных газет. Похоже, о Йоджи иначе сегодня говорить не полагается. Провозглашенный в начале 80-х абсолютным гением, изменившим облик мировой моды, он в этом статусе пребывает и поныне, не имея ни очевидных конкурентов, ни перспективных преемников. Несколько лет назад поговаривали о том, что он хочет передать дела своей дочери Лиме, но ничего из этого не вышло. Он по-прежнему является ключевой фигурой в собственной компании и одним из главных персонажей в мире моды. Хотя трудно себе представить человека более негламурного и нетусовочного, чем Йоджи. На модных парижских вечеринках и показах его можно встретить не чаще, чем японского императора. Исключение он делал только для одного человека — Ива Сен-Лорана, которого боготворил и чьи дефиле старался никогда не пропускать. В судьбах обоих при всем внешнем несходстве есть какая-то тайная общность: врожденное чувство красоты, страсть к черному цвету, ранний успех, культ деспотичной и обожаемой матери, толпы поклонников и всегдашнее одиночество, от которого один старался избавиться при помощи алкоголя и наркотиков, а другой — истязая себя занятиями дзюдо. У них даже имена начинаются на одну букву Y — Yves и Yohji. Два брата одной судьбы, два художника одной темы, два персонажа с одной страницы в мировой энциклопедии моды ХХ века. Yves Saint Laurent — это преображенная классика, это Расин, нашептанный Джейн Биркин, это взгляд европейца, хорошего, домашнего мальчика из приличной семьи, испуганно и завороженно рассматривающего ошеломительный мир вокруг, всех этих прекрасных женщин и опасных мужчин и втайне желающего только одного: присвоить их всех себе, бесконечно их одевать, раздевать, наряжать, играть с ними, как в куклы, за которые в детстве над ним насмехались его сверстники. У Ямамото другой взгляд. Взгляд человека, пережившего катастрофу, повидавшего в глаза смерть, но умеющего каждый раз преодолевать мрак и ужас, терзающие душу, — чистой красотой линий, отрешенным спокойствием цветовой гаммы, незатейливой магией свежевыглаженных белых блузок. Он не играет с придуманными персонажами своих коллекций, он ведет с ними напряженный диалог. О чем этот диалог? О жизни и смерти, о красоте подлинной и мнимой, о любви земной и небесной… Ямамото — поэт. И все, кто носит его вещи, невольно становятся добровольными заложниками его поэтических фантазий и героями его тайных снов. Причем это касается не только меланхолических дам, закутанных с ног до головы в многослойные и многосложные одеяния из основной линии Yohji Yamamoto, но и вполне бодрых ребят, выбравших «Y’s» — более прозаичную и доступную по ценам одежду из новой дизайнерской коллекции Йоджи Ямамото. Нет, он не отшельник, творящий где-то в уединении на горних высях Олимпа или Фудзиямы. Ямамото знает рынок. Хорошо ориентируется в законах модного бизнеса. Хорошо изучил язык улицы. Умеет быть мобильным и точным. Я сам в этом смог убедиться, когда на следующее утро после нашей «невстречи» позвонила Натали Урс и радостным голосом сообщила, что маэстро готов меня принять.

…Вначале мы долго поднимались и спускались по каким-то лестницам, проходили смежные комнаты, пока не оказались в мансарде с деревянными перекрытиями, где стояли два старых (или искусственно состаренных?) глубоких кресла типа тех, что раньше украшали кремлевские кабинеты. Только уж очень старые и облезлые. Йоджи уже ждал нас. Своими черными полуседыми космами и молочно-белым цветом лица он напоминал узника, давно не видевшего солнечного света и свежего воздуха. Поприветствовав меня слабым рукопожатием, он привычно утонул в кресле, предложив мне последовать его примеру. «Нет, — решительно запротестовал я. — Тут слишком мягко. Мне нужен стул». — «Стул? — чуть приподнял правую бровь Йоджи. — Принесите ему стул», — замогильным голосом распорядился он. «Понимаете, любое интервью — это всегда немного психологический сеанс, — пытаюсь объясниться я. — Для меня очень важно быть сконцентрированным на партнере». — «Я не против, — улыбается Йоджи. — Как вам будет удобнее». Итак, исходная мизансцена: он полулежит, откинувшись в кресле, я нависаю над ним на своем стуле. Натали Урс и еще какая-то седая дама в черном примостились на диване в качестве зрителей.

ELLE Практически во всех ваших интервью упоминается или вскользь проходит таинственная фигура вашей матери. Если бы вас спросили, кто она, что она за женщина, что бы вы ответили?

ЙОДЖИ ЯМАМОТО (Долгая-долгая пауза.) Мама — она и есть мама. Говорить о ней — значит говорить о себе. Так же невыносимо трудно. Может быть, даже еще труднее! Моя внутренняя связь с ней никогда не прерывалась. И теперь она существует для меня как бы в двух образах: сильной, строгой, справедливой, умеющей, как никто, защитить и утешить. Именно такой я запомнил ее с детства. И есть другая мама — уже очень старенькая, слабая, больная женщина, постоянно нуждающаяся в моей опеке и защите. Но заставить себя смотреть на нее нынешними глазами я не могу. Наверное, слишком силен в подсознании первоначальный образ. Поэтому бывает, что мы и ссоримся, и миримся, и не разговариваем друг с другом. Как все старые люди, она может быть трудным человеком. Но это моя мама, ставшая сейчас для меня чем-то вроде моего последнего ребенка. И если я чего-то боюсь, то только одного — чтобы ей не пришлось меня хоронить.

ELLE Это правда, что ваш излюбленный черный цвет — это дань памяти трауру, который надела ваша мать, ставшая в 27 лет вдовой?

Й.Я. Сколько себя помню, нас всегда было только двое — мама и я. И она всегда носила черное. Отец погиб, когда мне было два года. Она больше не вышла замуж. Освоила профессию портнихи. Много работала. Главная мелодия моего детства — стук ее швейной машинки. Я так скучал по ней всегда! И очень боялся, что она уйдет и больше не вернется. Этот страх поселился в моей душе навсегда. Может быть, поэтому во всех коллекциях мне всегда очень важно, как женщина выглядит со спины. По ней я могу легко распознать, счастлива ли она, грустна ли, торопится на свидание или переживает известие о разрыве. И в каждом уходе манекенщицы я мысленно проигрываю свое расставание с мамой. Я плачу, кричу ей что-то вослед, умоляю вернуться. А она все равно уходит. Моя мать — очень сильная и строгая женщина. Она считала, что таким образом меня воспитывает. А я до сих пор не могу ей простить, что она заставляла меня так страдать.

ELLE Про черный цвет все более или менее ясно, а какие, на ваш взгляд, цвета ярче всего выражают радость бытия?

Й.Я. Радость? Тоже черный. Это цвет моей жизни. Как черно-белое кино. Хотя в своих коллекциях я часто использую очень сильный цвет. Например, оранжевый или красный. У меня всегда можно встретить синий. Люблю чистые и внятные цвета. Чего нет в моей палитре и никогда не было — это пастельных, размытых красок. Это вовсе не значит, что они плохи, просто я без них могу обойтись.

ELLE С чего для вас начинается каждая новая коллекция?

Й.Я. С чашки зеленого чая, который мне заваривает моя мать. Смеюсь, конечно… Тут очень многое зависит от ткани. Я люблю мять ткань руками. Трогать ее, ласкать, ощущать фактуру, как кожу, под которой бьется горячая кровь. Меня это возбуждает. Это как в любви. Первый импульс, первое касание пальцев. И дальше ты уже несешься в каком-то только тебе одному известном направлении, абсолютно не зная, что ждет тебе в финале: победа или поражение.

ELLE Но последнее вам, должно быть, совсем не знакомо…

Й.Я. Вовсе нет! Писали же критики после моей первой коллекции, показанной в Париже, что это «шик Хиросимы». Все было в моей жизни.

ELLE Если бы вы не стали модельером, какую профессию бы выбрали?

И.Я. Я бы стал профессиональным игроком в покер или мужем какой-нибудь доброй провинциальной парикмахерши. Это, кстати, тоже неплохая работенка! При желании и удачном стечении обстоятельств можно было премило совмещать оба занятия. И была бы чудесная счастливая жизнь без всяких там коллекций, показов, продаж… В моей душе всегда боролись два существа: юный честолюбец-провинциал, жаждущий мировой славы, и отъявленный лентяй, любящий больше всего на свете полежать на диване. Иногда брал верх один, иногда — другой. По счастью, я всю жизнь занимаюсь модой, где требуется очень серьезная дисциплина, где все подчинено жесткому графику ежесезонных показов. Чуть зазевался, и ты мгновенно выбываешь с дистанции. А если бы стал писателем или художником, то точно оставался бы автором какого-нибудь одного недописанного романа или незавершенной картины. Природная лень не позволила бы мне добиться чего-то стоящего.

ELLE А чего вам удалось добиться за эти 30 лет? Чем гордитесь больше всего? И что вызывает у вас самые горькие сожаления?

И.Я. Если честно, нет у меня ощущения, что я чего-то добился. Я все время спрашиваю себя: «Йоджи, зачем ты этим занимаешься? Зачем ты тратишь оставшуюся жизнь на эти тряпочки?» Почему-то чаще всего этот вопрос я задаю себе по утрам, стоя под холодным душем. И только один ответ пульсирует у меня в висках: «It’s enough! It’s enough» («С меня хватит! Довольно»). Какие уж тут достижения, если каждый день думаешь только о том, как спрыгнуть с подножки поезда, чтобы при этом не разбиться насмерть. Ну а самое печальное — это то, что не успеет закончиться одно дефиле, как мне надо думать уже о следующей коллекции.

ELLE Но ведь вы можете взять паузу, позволить себе какие-нибудь каникулы?

И.Я. Могу. Но о новой коллекции думать не перестану. Ни на день, ни на час. К 45 годам я почувствовал себя полутрупом. У меня было только одно желание — лежать в полутемной комнате не вставая. Кстати, Ив Сен-Лоран тоже любил повторять, что у него в жизни есть только два занятия: делать очередную коллекцию и спать. Меня спасли дзюдо и моя гармоника. Первое укрепило мое тело и дух, вторая до сих пор успешно отвлекает от черных мыслей.

ELLE Меня всегда интересовало, кому вы предназначаете свои коллекции, кто является для вас идеальной моделью?

И.Я. На этот счет можно придумать много красивых слов и назвать несколько звучных фамилий. Но я не буду этого делать. Мои вещи может носить любая женщина, любой мужчина. Другое дело, что я не люблю слишком женственных женщин и чересчур брутальных мужчин. Это каждый раз смутное видение. Когда я говорю о «ней», я представляю себе женщину 40—45 лет, стоящую на осеннем ветру под осыпающимися листьями. Она задумчиво курит. Может быть, даже сигару. Потом медленно приближается ко мне. И говорит низким, прокуренным голосом: «Йоджи, с сегодняшнего дня я перестала быть женщиной». Вот идеальная героиня моих последних коллекций.

ELLE А мужчина?

Й.Я. Bad guy. Плохой парень, опасный мужик. Мафиози. Но честный, справедливый и нежный. Очень одинокий. В его неухоженности есть что-то ужасно трогательное и возбуждающее. Как и запах крови, которого он даже уже не замечает. Он донашивает шинели и кители времен Второй мировой войны, причудливо сочетая их с яркими рубашками и крикливыми галстуками.

ELLE Во многих своих интервью вы любите повторять, что терпеть не можете совершенства и обожаете делать ошибки. Какие из них ваши самые любимые?

Й.Я. Любимые ошибки? Творчество — это всегда результат какого-нибудь безумия или авантюры. Ты собираешься открыть Индию, а приезжаешь в Америку. Конечно, это ошибка! Но благодаря ей стало возможным открыть новый континент. Каждая коллекция — это путешествие в незнаемое, цепь ошибок, приводящая к неведомому результату. Иногда прекрасному, иногда чудовищному. Это уж как вам повезет.

ELLE Ваша жизнь поделена между Парижем и Токио. И все-таки где ваш дом?

Й.Я. Для меня это самый трудный вопрос. Ведь дом — это не стены, не вид из окна, это ощущение защищенности, уюта, тепла. А у меня его нет ни в Париже, ни в Токио. Дом тебе могут создать только те, кого ты любишь, с кем хочешь жить. Кроме мамы, таких людей в моей жизни сейчас нет. Если я где-то и чувствую себя хорошо, то только в электричках и поездах, когда за окном проплывают разные незнакомые пейзажи и чужие дети на неизвестных полустанках приветливо машут рукой. Я тоже машу им в ответ. Но они не видят меня. Ведь мой поезд несется так быстро.

Сообщение опубликовано на официальном сайте “Новости мира моды / Likefashion” по материалам статьи “Интервью ELLE: Йоджи Ямамото”